Burial service in the cemetery

О христіанскомъ погребеніи умершихъ*

*Перепечатано изъ «Калужскихъ епархіальныхъ вѣдомостей», № 22 за 1870 г., сс. 619–626. Начало смотрите в «Православной Руси» № 4, 2021 г. сс. 4–5.

Получивши надлежащую полноту и опредѣленность, обрядъ погребенія явился различнымъ, смотря по различному состоянію погребаемыхъ лицъ — такъ въ нашей церкви употребляется теперь особенный чинъ погребенія мірскихъ человѣкъ, монаховъ, священниковъ, младенцевъ, и чинъ погребенія, совершаемаго въ свѣтлую седмицу. Въ существенныхъ своихъ чертахъ всѣ эти различные обряды погребенія, такъ называемыя исходныя послѣдованія сходны между собою; но въ подробностяхъ есть особенности, приспособленныя къ положенію тѣхъ лицъ, надъ коими совершается обрядъ. Мы раскажемъ исходное послѣдованіе мірскихъ человѣкъ, а за тѣмъ укажемъ (кратко) отличительныя черты исходныхъ послѣдованій священниковъ, младенцевъ и чина погребенія въ св. Пасху.

Доколѣ смерть еще не успѣла окаменить тѣлесные составы умершаго и исказить его одухотворенное лице, предстоящіе спѣшать придать бездыханному тѣлу благообразный видъ: омываютъ его чистой водой, смѣшанной часто со слезами, облекаютъ его въ чистую одежду и полагаютъ въ новое жилище — въ гробъ. На чело усопшаго полагаютъ вѣнецъ (вѣнчикъ), сѵмволъ вѣнца небеснаго, и все тѣло покрывается священнымъ покровомъ въ знаменіе того, что онъ до послѣдняго вздоха остался вѣренъ Богу и находится уже подъ кровомъ Христовымъ. Что же дѣлать далѣе, чѣмъ еще могли бы мы выразить свою любовь къ почившему? Ни чѣмъ инымъ, какъ только молитвой. Но о чемъ молиться? Наша душа въ это время бываетъ такъ смущена, торжество смерти внѣдряетъ въ душу столь безотрадныя, безнадежныя чувства, что животворная молитва не сходитъ съ нашего языка, чтобы облегчить намъ душевныя муки. Кто же въ это время научаетъ насъ молиться за умершихъ? Сама св. церковь, издревле установившая читать предъ гробомъ умершаго псалтирь. И содержаніе, и духъ этой св. книги служитъ самымъ обильнымъ источникомъ утѣшенія для сѣтующихъ при гробѣ умершаго; въ возвышенныхъ псалмахъ Давида, въ этой св. книгѣ моленій скорбящей души, съ вѣрою и упованіемъ взывающей къ милосердію Божiю, каждый найдетъ для себя утѣшеніе, каковы бы ни были его страданія. По словамъ одного святаго отца церкви (Григорія Нисскаго) „тѣ, кои находятся въ печальномъ состояніи, читая псалтырь—думаютъ, что эта книга писанія именно имъ дарована”. Предлагая обильный источникъ утѣшенія живымъ, псалтирь въ тоже время служитъ и молитвою за усопшаго. Чтенія псалмовъ перерываются такъ называемыми славами, послѣ которыхъ читаются особенныя молитвы о успокоеніи новопреставленнаго раба Божія. Чтеніе псалтыри продолжается во все время, пока усопшій находится въ домѣ.

Съ пѣніемъ торжественной пѣсни Тріединому Богу: Святый Боже… при медленномъ ударѣ колоколовъ, возвѣщающихъ живымъ печальную вѣсть, что однимъ человѣкомъ менѣе становится на землѣ,—усопшій выносится въ церковь для совершенія надъ нимъ погребенія. Исходное послѣдованіе, коимъ церковь напутствуетъ умершаго въ жизнь загробную, начинается чтеніемъ псалма: живый въ помощи Вышняго… Въ этомъ псалмѣ говорится о мирной безмятежной жизни того, „кто „позналъ и возлюбилъ” Бога Спасителя, кто водворился въ кровѣ Бога Небеснаго. Потомъ слѣдуетъ пѣніе 118-го псалма. „Блажени не порочнiи въ путь ходящіи въ законѣ Господни Псаломъ этотъ, содержащій въ себѣ изображеніе тѣхъ спасительныхъ путей, кои ведутъ насъ къ унаслѣдованію обѣтованной жизни небесной, прерывается особенными моленіями за усопшаго, такъ что самый псаломъ дѣлится на три части. Къ каждому стиху 1‑й части псалма дѣлается припѣвъ, извѣстный съ древнихъ временъ христіанскихъ и выражающій высшую хвалебную пѣснь Богу — аллилуія! Къ каждому стиху 2‑й части псалма, присовокупляется молитвенное воззваніе къ милосердому Богу: Господи помилуй раба твоего! къ стихамъ 8‑й части снова, прибавляется пѣніе: аллилуія!

Въ молитвенныхъ пѣснопѣніяхъ„ непосредственно слѣдующихъ послѣ пѣнія „непорочныхъ” церковь проситъ Господа-Спасителя воззвать, и спасти умершаго, какъ погибшее овча, чтобы и онъ, подобно лику святыхъ, обрѣлъ источникъ жизни и дверь райскую. Взываемъ мы и къ мученикамъ, „ходившимъ въ путь узкій и прискорбный”, чтобы они, удостоившись почестей и вѣнцевъ небесныхъ, молили Господа о прощеніи грѣховъ нашихъ.. Обращаемся и къ Богоматери, „ею же родъ человѣческій обрѣте спасеніе” „да обращенъ рай” Ея всесильнымъ ходатайствомъ и заступленіемъ. Въ этихъ надгробныхъ пѣсняхъ высказывается и наше настоящее убожество, и наше прежнее величіе, первозданная красота. „Я погибшее овча, я ношу язвы прегрѣшеній, говоритъ церковь отъ лица умершаго, но я и образъ Твоея неизреченныя славы, ибо Ты древле отъ несущихъ создавъ меня, почелъ образомъ Твоимъ божественнымъ”.

Начинается погребальный канонъ, содержащій въ себѣ трогательныя молитвы Церкви о почившемъ. Здѣсь Церковь вспоминаетъ прежде всего св. мучениковъ, стяжавшихъ вѣнецъ безсмертія и проситъ ихъ молитвъ о почившемъ; объясняется прежнее состояніе человѣка и то, какимъ образомъ смерть вошла въ среду людей; умоляетъ „побѣдителя смерти”—Господа помиловать душу усопшаго и вселить его „въ сладости райстѣй”. Послѣ шестой пѣсни канона, изображающей бурное житейское море, поется трогательная, заупокойная молитва, въ которой мы молимъ Христа Бога, чтобы онъ душу усупшаго, такъ много сградавшаго въ этомъ житейскомъ морѣ, упокоилъ тамъ, гдѣ нѣтъ ни болѣзней, ни печали, ни воздыханій, но жизнь безконечная. И можемъ ли мы здѣсь, на землѣ, искать этого безпечальнаго, мирнаго пристанища! Въ печальныхъ пѣснопѣніяхъ, слѣдующихъ послѣ канона, съ поражающей правдой изображается непрочность всѣхъ земныхъ радостей. „Какая сладость житейская—поетъ церковь словами вдохновеннаго пѣвца своего, св. Іоанна Дамаскина — печали не причастна? Какая слава держится непоколебимо? Все ничтожнѣе тѣни, все обманчивѣе ночныхъ грезъ! Одно мгновеніе — и все уничтожается смертію. Вспомнилъ я слова пророка: я земля и пепелъ. Потомъ всмотрѣлся въ могилы и увидѣлъ обнаженныя кости. И сказалъ себѣ: “да кто же тутъ царь, кто воинъ? Который богатый или нищій? Который праведникъ или грѣшникъ? „Ужели же во всемъ только тлѣніе, смерть, лишеніе? За чѣмъ же мы живемъ: не для однихъ ли страданій, кои прерываются смертію?” Какъ бы въ отвѣтъ на эти смущающія душу чувства мы слышимъ апостольское слово: “Братіе, не хощу васъ не вѣдѣти о умершихъ, да не скорбите, якоже и прочій не имущій упованія. Аще бо вѣруемъ, яко Іисусъ умре и воскресе, тако и Богъ умершыя о Іисусѣ приведетъ съ Нимъ. А въ Евангеліи, читаемомъ при погребеніи, мы слышимъ успокоивающія слова самаго Господа”: Грядетъ часъ, въ оньже оси сущій во гробѣхъ услышатъ гласъ сына Божія, и услышавше оживутъ. И изыдутъ сотворшіи благая въ воскрешеніе живота. Послѣ обычныхъ моленій объ усопшемъ возвѣщается призывъ къ послѣднему прощанію съ нимъ, и читается надъ усопшимъ прощальная разрѣшительная молитва. Страшно предстать предъ судомъ Божіимъ, когда не окончились еще земные разсчеты, когда братъ нашъ, оставшійся на землѣ, имѣетъ еще нѣчто противъ насъ! Чтобы освободить душу умершаго отъ этихъ связующихъ, грѣховныхъ узъ, Церковь установила читать при гробѣ разрѣшителъную молитву. Послѣ краткихъ, заключительныхъ молитвъ къ „Богу духовъ и всякія плоти”, священникъ во имя власти, данной отъ Господа „вязати и рѣшити” говоритъ усопшему: „да проститъ тебе (Господь Богъ нашъ), чадо духовное, аще что содѣлалъ еси въ нынѣшнемъ вѣцѣ, вольное, или невольное”. Затѣмъ въ холодныя руки усопшаго влагается только что прочитанная разрѣшительная молитва. Обыкновеніе влагать сію молитву въ руки умершаго получило начало въ нашей древней русской церкви. Преподобный Ѳеодосій Печерскій первый подалъ примѣръ этого свящ. обычая, вложивши разрѣшительную грамоту въ руки князя Симеона, по желанію послѣдняго. Съ пѣніемъ ангельской пѣсни: Святый Боже… выносится тѣло до могилы. Еще нѣсколько краткихъ молитвъ, и трупъ опускается въ могилу, ‑засыпается землею: перстъ возвращается, по опредѣленію Господа, въ сродную ей стихію — землю, а духъ, вѣруемъ мы, возвращается къ Богу, который далъ его. Вѣчная твоя память достоблаженне и приснопамятне брате нашъ”, взываетъ, священнослужитель. Вѣчная память!” повторяетъ клиръ. Вѣчная память, отзывается въ сердцахъ тѣхъ, кои принимали участіе въ печальномъ обрядѣ погребенія. Такъ совершается исходное послѣдованіе мірскихъ человѣкъ. Скажемъ теперь нѣсколько словъ, о послѣдованіи погребенія священниковъ и младенцевъ. Наслѣдованіе погребенія священниковъ отличается особенною полнотою и умилительною торжественностію. Церковь и при гробѣ окружаетъ благоговѣйнымъ почтеніетъ того, кто въ своей жизни много потрудился для строенія тайнъ Божіихъ на землѣ. По уставу церкви, никто не смѣетъ приступить къ служителю алтаря Христова для оказанія послѣднихъ услугъ его хладѣющему тѣлу, кромѣ тѣхъ, кои наравнѣ съ нимъ служили предъ престоломъ, Бога Вышняго; бездыханное тѣло его не омывается водой, какъ это дѣлается при погребеніи мірскихъ человѣкъ, а только слегка отирается чистымъ елеемъ. Священникъ полагается въ гробъ въ полномъ священническомъ облаченіи, на лице его полагается священный покровъ, называемый воздухомъ, и на грудь Евангеліе, въ знаменованіе того, что усопшій былъ проповѣдникомъ Евангельскаго ученія. Главное отличіе чина погребенія священниковъ состоитъ въ многократныхъ апостольскихъ и Евангельскихъ чтеніяхъ, и въ особенномъ погребальномъ канонѣ. Священникъ дѣлалъ на землѣ дѣло Божіе, во время своего служенія онъ не разъ изображалъ собою лице самаго Господа Іисуса Христа, — и вотъ надъ его гробомъ поется тотъ же канонъ, которымъ церковь чтитъ воспоминаніе погребенія самаго Пастыреначальника Господа Іисуса. Великая честь умершему! Но въ слѣдующихъ же стихахъ, смѣняющихъ ирмосы канона, съ глубокою, трогающею сердце, скорбію выражается вся немощность человѣческаго существа, вся глубина его паденія, и мрачная безвѣстность нашей будущей судьбы, освѣщаемая единственно надеждой на милующую десницу Божію. Чья душа не проникнется глубокой думой, чье сердце не обниметъ невольный трепетъ загробнаго міра въ то время, какъ мы слышимъ надгробное пѣніе, въ которомъ мысль человѣческая’ какъ бы силится проникнуть въ невѣдомыя тайны загробнаго міра. „Куда идутъ нынѣ, души? Какъ онѣ теперь живутъ тамъ? Я хотѣлъ узнать сіе таинство, и никто не могъ повѣдать мнѣ его… Молчите, молчите, — дайте покой умершему и вы узрите великое таинство: ибо это страшный часъ; молчите, — пусть идетъ душа съ миромъ, — она теперь находится въ великой борьбѣ и съ великимъ страхомъ молитъ Бога”. Страшная завѣса будущаго закрыта для насъ, но вотъ взываетъ къ намъ умершій: „Послушайте внимательно, молю васъ: ибо я съ трудомъ говорю къ вамъ: для васъ сотворилъ я рыданіе; можетъ быть оно будетъ кому нибудь въ пользу. Но когда вы будете совершать оное, помяните и меня, знаемаго нѣкогда вами“. Какъ не плакать и не молиться, слыша эту послѣднюю просьбу отходящаго!

Господи упокой младенца! Вотъ краткая молитва, которая чаще всего слышится при исходномъ послѣдованіи младенцевъ. Церковь не молится о прощеніи грѣховъ младенцамъ, ибо „непорочные”, „чистѣйшіе” „нерастлѣнные младенцы”, мірскихъ сладостей не вкусивши, не знаютъ и мірскихъ грѣховныхъ страстей. Церковь не сѣтуетъ при ихъ гробѣ въ чаяніи, что Господь, отнявши ихъ временную жизнь, лишивши временныхъ благъ и радостей, сподобитъ ихъ „небесныхъ чертоговъ” и вѣчныхъ радостей. О младенцахъ скорбятъ родители; но вотъ какія утѣшительныя слова влагаетъ Церковь въ уста младенца: „о мнѣ не рыдайте, плача бо ничтоже пачинахъ достойное. Что мя плачите младенца преставльшагося? Лежай вопіетъ невидимо, нѣсмь бо плачевный; младенцемъ бо опредѣли ся праведныхъ всѣхъ радость”.

Церковь съ самыхъ древнихъ временъ, какъ мы видѣли, заповѣдала вѣрующимъ съ благодушіемъ и упованіемъ сносить поражающее явленіе смерти. Наша вѣра Христова, наша церковь святая не знаютъ смерти: послѣ гроба мы начинаемъ новую, безсмертную жизнь; дни смерти мучениковъ Церковь называетъ днями ихъ рожденія. Это вѣрованіе въ жизнь загробную, эта безпечальная встрѣча смерти съ особенною торжественностію высказывается въ обрядѣ погребенія, совершаемаго въ недѣлю св. Пасхи. Въ это время, вмѣсто печальныхъ пѣсней погребенія, мы слышимъ побѣдную пѣснь воскресенія Христова, вмѣсто погребальныхъ, траурныхъ ризъ священники облекаются въ ризы торжества, и веселія. Весь пасхальный обрядъ погребенія какъ бы говоритъ: смерть, гдѣ твое жало? гдѣ твоя побѣда?

Вас. Маврицкій