Нашим долгом является продолжать дело святых отцов, сохранять в святости и чистоте православную веру и свидетельствовать о ней перед всем миром не только словами, но и нашими делами и самой нашей жизнью.
Беседа с митрополитом Восточно-Американским и Нью-Йоркским Иларионом, Первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей*
* Текст интервью перепечатан из журнала «Троицкое наследие» № 2 за 2010 г., сс. 26–43.
Как и когда началось Ваше знакомство со Свято-Троицким монастырем и семинарией?
Еще будучи мальчиком в Канаде, где я родился и вырос, мне очень полюбилась красота богослужения и храма, и так же рано появилось желание служить Богу, стать священником. Определиться с эти выбором мне помогло духовенство, которое служило на нашем приходе в Канаде. Среди них покойный архиепископ Пантелеимон, который приезжал на приход, чтобы служить как священник. Я его особенно уважал. С того момента я начал всецело стремиться к осуществлению своей мечты, наедине читал Священное Писание, собирал церковные журналы, писал в различные издательства. Мои знакомые давали мне церковную литературу на английском языке. Тогда я русского языка еще не знал, мог читать только украинскую и английскую литературу, больше читал по-английски. Уже тогда я думал о том, куда пойти после окончания средней школы. Мне кажется, это началось уже с раннего возраста, лет с девяти-десяти. В 13 лет я уже был абсолютно уверен в своей цели и думал только о том, как бы мне избрать церковный путь и принять священнический сан. Как раз тогда я собрал информацию о существовавшей в то время церковной периодике, писал в редакции, просил прислать мне экземпляры, некоторые издания начал выписать. В одной из таких газет я прочел, что появился новый очень высококачественный журнал “The Orthodox Word”, который начали издавать отец Серафим Роуз и отец Герман Подмошенский. До этого я даже писал в Свято-Троицкий монастырь, откуда мне прислали издание “Orthodox Life” и еще другие брошюры. По эти материалам я познакомился со Свято-Троицким монастырем, о семинарии я тогда еще имел мало представления. Но в 60‑х годах в одном из номеров “The Orthodox Word”, посвященном Свято-Троицкому монастырю, на одной странице появилось объявление о Свято-Троицкой семинарии. В описании семинарии мне очень понравилось, что она находится в стенах монастыря. Возможность учиться в монашеской среде меня очень привлекала, потому что внутренне я уже осознавал стремление к священству именно монашеским путем. Я загорелся этой идеей. В те годы я начал общаться с владыкой Саввой, епископом Эдмонтским по поводу поступления в Свято-Троицкую семинарию. Наконец, в 67‑м году, мне удалось получить благословение. Я подал прошение на поступление, однако с небольшим опозданием, из-за чего мой приезд в семинарию задерживался. Поступление иностранного студента требовало более продолжительной переписки и ряда формальностей, связанных с получением паспорта и студенческой визы в США. В результате переписки с владыкой Саввой ректор семинарии и настоятель монастыря архиепископ Аверкий благословил меня приехать. Мне удалось это сделать 8 ноября 1967 года с опозданием к началу учебного года на месяц с небольшим. Тот год примечателен тем, что незадолго до моего приезда был хиротоносан в епископа Манхеттенского собрат монастыря архимандрит Лавр, будущий Первоиерарх Русской зарубежной церкви. Помимо него, в том году были возведены в архирейский сан еп. Штуттгартский Павел и еп. Лондонский Константин.
Какой поместной Церкви принадлежал приход, в котором Вы выросли?
Свято-Троицкий приход, в котором я окормлялся, расположен в местности под названием Спирит Ривер в провинции Альберта в Канаде. Приход был основан в 1930 г. архиепископом Русской Зарубежной Церкви Иоасафом (Скородумовым). Но в те годы духовенства в Канаде было очень мало, особенно тех, кто мог посещать такие пустынные и отдаленные места. В этих условиях приход порой обслуживали священники различных юрисдикций. Поэтому какой священник приезжал, той юрисдикции богослужение и проводилось. Бывали священники Американской митрополии, будущей Православной Церкви Америки. Потом из-за нехватки пастырей наш приход начали обслуживать священники Московского Патриархата, особенно после назначения в Канаду архиепископа Пантелеимона (Рудыка), впоследствии перешедшого из Зарубежной Церкви в Московский Патриархат. Он выхлопотал возможность для священников из Украины приезжать на несколько лет для обслуживания канадских приходов, особенно в провинциях Альберта и Саскачеван. Такие священники приезжали в нашу церковь в последние годы, поэтому приход до сего дня остается в Канадской епархии Московского Патриархата.
Это была украинская община?
Да, она состояла исключительно из украинцев, эмигрантов. Богослужение велось на церковно-славянском языке. Батюшка говорил и проповедовал на украинском языке. Исповедовался я тоже по-украински, потому что приезжавшие из Украины священники не говорили на английском языке. В те годы, мне, как уже выросшему в англоязычной среде, было бы гораздо легче исповедываться на английском языке, я не мог выразиться полностью и достаточно хорошо по-украински. По соседству была Украинская Православная Церковь, которая хотела проводить богослужения на украинском языке. В мои юношеские годы она возглавлялась митрополитом Виннипегским Иларионом (Огиенко), который был хиротонисан в Варшаве еще митрополитом Дионисием для Украинской Афтокефальной Церкви. Таким образом, можно сказать, что церковная жизнь украинцев за рубежом разделилась на несколько ветвей: помимо приходов Русской Православной Церкви Зарубежом и Московского Патриархата, часть украинцев окормлялась в автокефальных и униатских приходах.
Была ли у Вас возможность в то время следить за церковной жизнью в России?
В этот период меня очень тревожило состояние Церкви в России. В первую очередь, вхождение Московского Патриархата во Всемирный Совет Церквей представлялся мне очень нежелательным шагом. Мне казалось, что это послужит соблазном для верующих. Тогда я решил побольше узнать о Русской Зарубежной Церкви из журнала “Orthodox Word”, в котором печатались разные православные иерархи, выступавшие в защиту чистоты Православия и против экуменического движения. Тогда я решил, что будет более безопасно для духовной жизни искать окормление в Русской Зарубежной Церкви. Это было время, когда я познакомился с с епископом Саввой (Сарачевичем). Он был очень духовный человек, родом из Сербии, где получил юридическое образование и работал судьей. Оказавшись за границей, он перешел в Русскую Зарубежную Церковь., некоторое время служил в Южной Америке, потом был возведен в епископский сан и назначен викарием в Канаду, город Эдмонтон. Он оказал мне очень сильную духовную поддержку своими мудрыми наставленями, особенно отноительно монашеской жизни. Он и благословил меня поступить в Свято-Троицкую семинарию, надеясь, что проучившись там, я вернусь и буду помогать ему, но все оказалось несколько иначе.
Какие были Ваши первые впечатления от встречи с монастырем и семинарией?
В день моего приезда первый раз в том году выпал снег, не очень большой, но незабываемый. Монастырь поразил своим величием. Меня окружали замечательные красивые здания. Я никогда до этого не был в таком православном монастыре. Особое впечатление на меня произвела красота богослужения и пения. Все это было для меня совершенно новым, потому что на приходах, таких отдаленных и изолированных, как в моем родном селе, богослужения были очень простые, зачастую состояли только из Божественной литургии, даже не было Всенощного бдения, так как людям было сложно приезжать издалека. Служили литургию, потом общались, иногда совершали панихиды на кладбище рядом с церковью. Такой была наша церковная жизнь. А тут в монастыре великолепное, величественное богослужение. Но не будучи знакомым ни с кем и ни с чем, связанным с монастырем или семинарией, я почувствовал некоторый страх и трепет. Мне показалось, что я не могу одолеть и воспринять все то, что меня здесь ожидало. Все происходящее представлялось мне запредельно высоким. Через несколько недель меня даже начало беспокоить искушение, что лучше вернуться к владыке Савве и быть при нем послушником. Сразу по приезде на меня легла вся тяжесть учебной нагрузки. Мне казалось, что я никогда не выучу русский язык.
До этого у Вас не было вообще никаких знаний русского языка?
Никогда раньше даже не слышал разговор на русском языке. Разве что только мои родители иногда читали вслух друг другу что-то из русской газеты. Мои родители владели русским и украинским, но дома никогда не разговаривали на русском языке. До моего приезда в семинарию владыка Савва дал мне для чтения на русском языке три книги. Первая книга была «Невидимая брань» прп. Никодима Святогорца. Это было моё первое чтение на русском языке. Я понял не больше половины, некоторые слова не знал, но просто читал. Другая книга «Душеполезные поучения» аввы Дорофея. С каждым разом чтение давалось всё легче, я понимал немного больше. А третьей книгой был пятый том свт. Игнатия Брянчанинова «О монашестве». С этой книгой я и приехал в семинарию. Можно сказать, что это было моим первым знакомством с русским языком. В семинарии со мной учился американец Даниил Миллер, который впоследствии стал монахом в другом монастыре. Мы вместе, можно сказать, начинали с нуля. Другие семинаристы на первом курсе были из русских семей и понимали учебный материал, хотя, может быть, и не в совершенстве. Но очень быстро случилось так, что мы с отцом Даниилом стали получать лучшие отметки, чем другие студенты, которые, может быть, всю жизнь говорили по-русски. Нам давалось это гораздо сложнее, приходилось быть более усидчивыми, и в результате мы получали лучшие оценки даже по русской грамматике. Но когда произошло искушение, я написал владыке Савве и попросил его благословить меня вернуться, потому что решил, что мне здесь будет тяжело. На что он мне ответил: «Если ты хочешь быть монахом, ты должен терпеть, это послушание, надо учиться». Когда я получил ответ, я сказал себе: «Раз это послушание, то мне нужно оставаться». Беспокойство сразу прошло, и дальше всё уже было легче. Конечно, можно понять такого человека, у которого не было опыта монастырской жизни, для которого все здесь было новым. Я хорошо представляю, как тяжело поначалу американцам, которые приходят сюда и принимают Православие. Особого терпения требуется, чтобы выучить совершенно новый язык для того, чтобы проникнуться богослужебной жизнью, богословием и т.д. Хотя, слава Богу, сейчас очень много литературы на английском языке и имеются переводы всех богослужебных текстов. Испытав на себе эти трудности, я очень сочувствую всем новообращённым в Православие, понимая с каким иногда трудом воспринимаются драгоценные сокровища нашей веры из-за того, что они сокрыты под пеленой незнакомого языка.
Какое Вы получили послушание?
В первый год я был назначен наборщиком для нашего англоязычного журнала “Orthodox Life”. И целый год я работал над этим при главном редакторе, архимандритe Константине (Зайцеве), который владел английским языком. Он был одним из немногих священников, владевших в то время английским языком. Он говорил на нем ещё с Санкт-Петербурга, где родился и воспитывался в окружении гувернанток, которые разговаривали с ним на немецком, английском и французском языках. Он был из богатой семьи. Именно у него я и исповедовался, как и новообращённые, нуждавшиеся в англоязычном окормлении. Во второй год иеромонах Игнатий (Трепачко), главный наборщик, пригласил меня перейти к набору русского текста для «Православной Руси» и других изданий, которые здесь печатались. Знание языка заметно улучшалось благодаря работе наборщиком. Типография стала моим основным послушанием. После занятий и обеда всегда начинал набирать тексты. Тогда были тяжёлые условия. Мы пользовались сложными и устаревшими линотипами компании Mergenthaler. Строчки выливали нагретым металлом, в основном это был свинец. Иногда машина забивалась, и нужно было вычищать металл. Часто бывали искушения с машинами, не то что сейчас. Иногда обжигались, метал брызгал на бороду и на ноги.
Когда приезжаешь в незнакомое место, очень дорога встреча с человеком, который приветливо подойдёт к тебе, улыбнётся или окажет внимание, и ты почувствуешь себя уже более уютно. Был ли такой человек у Вас, когда Вы приехали в Свято-Троицкий монастырь?
Да, действительно это очень важно. Подобного рода внимание меня окружило уже с самого начала. С автобуса меня очень радушно встретил монах СвятоТроицкого монастыря. Это был молодой иеродиакон Иоанн (Меландер), очень добрый и смиренный человек. Будучи диаконом, он обладал очень красивым голосом.
Потом меня встретил кто-то из студентов и повёл к Николаю Николаевичу Александрову, нашему декану и основателю семинарии. Он и его помощник, Глеб Алексеевич Бенземан, очень тепло меня приняли. Николай Николаевич был очень маленького роста. В его семинарской канцелярии всегда висела форма русского флота, которая принадлежала ему со времени его службы капитаном первого ранга ещё в Российской империи при царе. К сожалению, несколько лет спустя он скончался. Это было перед Пасхой, и его решили похоронить именно в этой форме.
Очень тёплой была встреча со студентами, постепенно мы все сдружились. Хорошо помню архимандрита Иосифа (Колоса). Он был регентом и преподавал пение, всегда проверял голос новых студентов, поэтому был очень общительным, но строгим. Как-то он заметил, что я, осеняя себя крестным знамением, «ломаю» крест, т.е. кланяюсь во время осенения. По этому поводу он вызвал меня и дал указание, что поклон должен следовать после того, как осенение завершено. Такие замечания запоминаются на всю жизнь, поэтому мы были очень благодарны ему, любили его. Но шалостей он нам никаких не позволял.
Потом был иеромонах Илия (Гавриляк). Свой монашеский путь он начал в Свято-Тихоновском монастыре, потом некоторое время служил в Канаде. Около месяца я был без подрясника, и именно отец Илия пошил мне мой первый подрясник. Позже мне шила подрясники Раиса Гаврииловна Земмеринг, мать отца Никодима. Он выпекал хлеб и просфоры, умер в пекарне с тестом на руках. Своё имя он получил в честь прп. Никодима Киево-Печерского, просфорника. Его мама жила в Джорданвилле, она была из Латвии, очень интеллигентная женщина, много знала людей из церковных кругов того времени, в частности, епископа Иоанна Печерского из Эстонии. Всегда рассказывала о владыке Иоанне, который бывал в Латвии. Она была уже пожилой, но очень любила, когда приходили семинаристы, много рассказывала о старых временах и знакомствах. Интересна судьба её дочери, сестры отца Никодима, Людмилы Георгиевны Келер, которая написала книги о свт. Иоанне Рижском и преподобномученице великой княгине Елисавете Феодоовне. До выхода на пенсию она преподавала русскую литературу в Питтсбургском университете. Уже будучи на пенсии, некоторое время работала в Синоде, после чего переехала в Иерусалим и поселилась в Елеонском монастыре, где стала инокиней Иоанной в честь свт. Иоанна Рижского. Сейчас она уже почила. До монашества была замужем за Николаем Келлером, который похоронен в Джорданвилле.
По Вашему рассказу можно судить, что вокруг монастыря собралась в то время большая русская община, которая активно участвовала в жизни монастыря и семинарии?
Действительно, в шестидесятые годы, около Джорданвилля собралось много русских белых эмигрантов, среди которых были и члены знатны х родов. Многие простые люди поселялись в окрестностях, чтобы быть поближе к монастырю, часто приходили на богослужения. Некоторые потом переехали, многие умерли. Но жизнь около монастыря была интересная. И в самом монастыре было очень много старых монахов, которые начали свой монашеский подвиг либо в Свято-Тихоновском монастыре, штат Пенсильвания, либо примкнули к отцу Пантелеимону и отцу Иосифу после основания Джорданвилльского монастыря в 30‑м году. Затем братия пополнилась новыми монахами, которые приехали сюда через Германию из Ладомирово с епископом Серафимом (Ивановым) в 46-ом году. Среди них был и будущий Первоиерарх РПЦЗ митрополит Лавр, тогда ещё восемнадцатилетний юноша. Многих из тех, кого я застал, уже нет. Поэтому когда я прохожу по кладбищу, я вспоминаю старых знакомых.
Кто повлиял на Ваше духовное становление?
В первую очередь, хоть и на короткий срок, отец Константин (Зайцев). Он преподавал в семинарии Пастырское богословие и Историю русской словесности. Его книги и статьи написаны очень сложным слогом. Это испытывали все семинаристы, студентам начальных курсов его предметы давались особенно тяжело. Но при всем при этом, его труды были богаты удивительно глубокими мыслями.
После кончины отца Константина духовником монастыря был назначен отец Гурий (Голосов), у которого я начал исповедоваться. Многие семинаристы исповедовались у архимандрита Киприана (Пыжова), но я боялся его строгости. Все семинаристы рассказывали, что он очень строгий. Отец Гурий был простой, добрый и всепрощающий, и поэтому я чувствовал себя спокойно.
Очень светлым человеком был архимандрит Владимир (Сухобок), который заведовал канцелярией монастыря. Он был моим соседом по келии, на четвёртом этаже. Всегда вспоминаю его доброту. Словами он особенно не наставлял, обычно вразумлял собственным примером. Отец Игнатий, мой начальник по типографии, был очень строгий, но в то же время очень добрый. Он нам преподавал Ветхий Завет и Гомилетику.
Особенно я был дружен с архимандритом Сергием (Ромбергом), который нам преподавал Литургику. Он был знатоком всех деталей богослужения. Помимо прочего он любил вспоминать старину и беседовать о прочитанных книгах. У него была очень хорошая память. Ещё в Европе он был знаком со многими представителями русской эмиграции, переписывался с проф. Иваном Алексеевичем Гарднером. Вместе с ним мы также пекли просфоры в пекарне. Он был начальником просфорни. Такое тесное общение и сотрудничество было очень характерно для монастырской жизни.
Студенты и монахи, вы чувствовали себя одной семьёй?
Да, можно сказать, все были близки. И потом многие старые монахи покоряли своей простотой и смирением или какими-то другими монашескими качествами, которыми они обладали. Это всё чувствовалось в общении с ними. Каждый, кто с ними соприкасался, черпал для себя что-то полезное.
Как складывались Ваши отношения с другими семинаристами и сохранилась ли с ними связь сейчас?
Все мы были очень близкими друзьями. В год моего поступления почти все одноклассники жили вместе в одной комнате, нас было восемь человек. Среди нас, я помню, был даже студент из Африки, из Уганды, его звали Иоанн (Джоан) Обуана. Число студентов росло, и к тому времени под общежитие была переоборудована так называемая большая комната, которая раньше использовалась как лаборатория. В ней Николай Николаевич Александров, который был по образованию физик, показывал студентам научные опыты. Жить в таком многолюдии было не очень спокойно, трудно заниматься, трудно засыпать. Постепенно нас расселяли. Некоторое время я делил комнату с одноклассником, будущим протоиереем Виктором Потаповым, который сейчас настоятель прихода в Вашингтоне. Со временем у каждого уже была собственная комната. Но по-прежнему, каждый день проходил в обществе друзей, нас объединяли богослужения в храме, занятия в семинарии, совместные послушания и одна общая цель — служение Богу и Церкви. Мы до сих пор сохраняем дружеские отношения, не только среди одноклассников, но и с теми, кто учился раньше или позже нас.
Вы уже упомянули о хиротонии владыки Лавра. Была ли в то время возможность для тесного общения с владыкой?
Владыка Лавр, тогда епископ Манхэттенский и секретарь Синода, после своей хиротонии поселился в Нью-Йорке, где была резиденция и митрополита Филарета. Он только раз в неделю приезжал в Свято-Троицкий монастырь, чтобы преподавать в семинарии. Его всегда привозил Виктор Лохматов, его первый келейник и в будущем протодиакон. Следующим келейником владыки был Павел Андреевич Лукьянов, будущий епископ Кливлендский Пётр. Иногда владыка Лавр приезжал из Нью-Йорка, будучи сам за рулём. Благодаря этим еженедельным посещениям мы могли его видеть. Он был очень добрый и приветливый. Сначала он преподавал Патрологию, но только в старших классах, поэтому особенно близкого соприкосновения с ним в первые годы мы не имели.
Какие воспоминания у Вас сохранились о владыке Аверкии?
Во время моей учёбы архиепископ Аверкий был ректором семинарии и настоятелем монастыря. Владыка Аверкий был исполнен величия, казался недосягаемым. Благообразный старец, очень степенный, всё у него получалось торжественно, одевался всегда аккуратно, всё делал по чину. Из-за своего вида производил впечатление очень строгого человека. Однако знакомясь с ним ближе, мы уже видели в нём очень нежного и доброго старца, очень внимательного и предупредительного. Но поначалу мы все его боялись. Позднее он преподавал у меня Новый Завет, сам составил учебники по Евангелию и Апостолу. На его уроки мы всегда ходили с удовольствием.
Но лично я с ним познакомился уже после окончания семинарии, когда он, к сожалению, заболел. В 74‑м году с ним случился первый инсульт, и его положили в больницу в Ютике. В то время я уже был послушником. Вместе с братией мы устроили дежурства, так что постоянно кто-то из нас находился при больном владыке. Получилось так, что в дальнейшем я бывал у него чаще других и таким образом очень сблизился с ним. Приходилось помогать ему в различных ситуациях, служить переводчиком между ним и врачами, читать ему вслух душеполезные книги.
Он почти полгода провёл в больнице, пока не встал на ноги и не начал ходить. По возвращении в монастырь он понемногу начал служить. И в этот период он постриг меня в монашество с именем Иларион. Я был Игорем в честь князя Игоря Черниговского, а владыка Аверкий дал мне имя Иларион, в честь схимника Киево-Печерской лавры, который, по его мнению, был также и митрополитом Киевским, первым русским митрополитом. На этот счёт мнения ученых разнятся: одни видят в киево-печерском схимнике и митрополите одно лицо, другие же считают их разными людьми. У меня тогда было какое-то предчувствие, что я получу именно это имя. Оно мне очень нравилось. Не знаю, как это случилось, но получив его, я даже не удивился.
Некоторое время спустя, в 1975 году, владыка рукоположил меня уже в иеродиаконы. В начале апреля 1976 года он скончался. Отпевание совершал в сослужении с другими архиереями владыка Лавр, тогда епископ, после чего он остался в монастыре до Пасхи. И уже в Лазареву субботу рукоположил меня в иеромонашеский сан. Накануне он подошёл ко мне и сказал, что на следующий день будет меня рукополагать. Так я стал иеромонахом.
Будучи епископом Манхэттенским, у Вас появилась возможность сотрудничества с митрополитом Филаретом (Вознесенским). Какие впечатления у Вас остались об этом пастыре?
Меня рукоположили 10 декабря 1984 года, в день празднования Курской Коренной иконы Божией Матери. Именно в этот день я стал епископом Манхэттенским. К великому сожалению, приснопамятный митрополит Филарет скончался в праздник архистратига Михаила, 21 ноября следующего года. Таким образом, даже года не продлилось моё сотрудничество с владыкой. Но за этот период, живя в Синоде, я мог наблюдать, как он молится и служит. Это был человек Божий, великий молитвенник, душа которого стремилась к Небу. Особенно он отличался своими проповедями. Он был очень одарённый проповедник. Эти проповеди были записаны некоторыми его духовными чадами и позднее изданы при Комитете Русской Православной Молодёжи его келейником, протодиаконом Никитой Чакировым.
За последние годы в мире произошли значительные перемены. Россия уже не та, не атеистическое государство. Мы снова имеем единую Русскую Православную Церковь. Какова миссия РПЦЗ в современных условиях?
Мне кажется, то, что произошло за последние 20 лет, является чудесным действием руки Божией. Это напоминает мне о тех ветхозаветных событиях, когда Израиль вышел из Египетского плена и шествовал по пустыне, в итоге достигнув земли обетованной. Происходящее в России имеет мировой спасительный характер. О подобных событиях мы даже не могли себе представить во времена, когда в России были гонения на религию. Казалось, что они продлятся вечно. Наверное, такие же чувства испытывали евреи во время Вавилонского пленения. И вдруг это все изменилось подобно тому, как персидский царь дал евреям свободу вернуться на Святую Землю. Так и в России произошло чудо возрождения. Даже трудно представить, как быстро период жестокого преследования сменился периодом благоденствия церковного, когда восстанавливаются храмы, в которые массово возвращается народ. Может быть, не всё население, но и это просто невообразимо по сравнению с тем, что было раньше. Это даёт надежду на большее, потому что сейчас усиливается внутренняя церковная миссия для создания доступа в Церковь тем, кто пока не примкнули к ней и к Господу, и особенное внимание обращается на детей и молодое поколение.
Церковь, которая находилась за пределами русской земли все эти годы русского лихолетья, тоже свидетельствовала о вере, сохраняла и передавала церковные традиции. Её миссия не упраздняется, но, напротив, усиливается в связи с притоком новых людей, которые по ряду причин выезжают из стран бывшего Советского Союза. Они присоединяются к уже существующим православным общинам во всем мире, а также по необходимости основывают приходы в новых местах, поэтому свидетельство о Православии и духовное окормление происходит в ещё большем масштабе, чем было до сих пор. И через такое рассеяние семян веры Христовой, происходит знакомство с Православием иноверцев и инославных, посредством этого многие обращаются в Православие. Поэтому идёт уже новая волна просвещения мира, евангелизации Вселенной , в которой участвуют не только Русская, но и Греческая, Сербская и все другие поместные Православные Церкви, имеющие свои храмы и монастыри за границей.
Таким образом, роль РПЦЗ заключается в просвещении зарубежья?
Да, Русская Православная Церковь Заграницей также должна внести лепту в это благое и спасительное дело. И одной из задач нашей деятельности является, по словам святителя Иоанна Шанхайского, насаждать Православие в разных концах мира. Эта цель имеет непреходящее значение. Среди нашего духовенства и наших прихожан в разных странах есть уже много местных людей, которые обратились в Православие. Представители духовенства из местного населения получали образование в семинариях, или каким-то иным образом становились полноценными пастырями Церкви. Среди них можно встретить очень много талантливых людей, с глубокими знаниями нашей веры и умением передавать её своему народу. То, что наша проповедь уже воспринимается местным народом это очень большое достижение.
То есть миссию РПЦЗ можно разделить на две составляющие: окормление верующих из России ранней и поздней эмиграции, а также стран бывшего Советского Союза и приобщение к Православию местного народа?
Когда выехали первые эмигранты, их миссией было в первую очередь сохранить веру среди русского народа, беженцев. Второй задачей было насаждать Православие и передавать нашу веру всем, кто жаждет её и интересуется ею. Третьим родом деятельности была помощь страждущему народу России, в частности изданием духовной литературы и её распространением на территории бывшего Советского Союза. И в‑четвёртых, необходимо было свидетельствовать во всем западном мире о происходящих в то время гонениях на Православную Церковь, о мученическом подвиге русского народа. Две последние задачи в наши дни потеряли значение: гонения на Церковь прекратились, а религиозная литература сегодня издаётся в России в изобилии. Но зато первая и вторая задачи миссии нашей Церкви сохраняются, и даже в большей степени. Поэтому миссия в целом нисколько не сократилась, а, напротив, увеличилась за счёт именно этих задач.
Принимая во внимание миссию Церкви, какие задачи сейчас стоят перед пастырями Русской Православной Церкви Заграницей?
Пастыри должны иметь то, на что особенно указывал митр. Антоний (Храповицкий), — дар сострадательной любви, т.е. иметь любовь ко всем, кто приходит в храм, и к тем, кто не приходит. Пастырь должен следить и заботиться о душах людей. На сегодняшний день местным пастырям необходимо знание и понимание менталитета новых эмигрантов из стран бывшего Советского Союза. Они должны быть чуткими к тем, кто жили в другом обществе, где отсутствовала когда-то духовность, религиозное образование. Надо об этом помнить и всегда быть долготерпеливыми и сострадательными, учить таких прихожан заботливо и осторожно, как в обхождении с младенцами. Порой случается, что нужно начинать с азов: правила поведения в храме, как подходить к Таинствам. Не надо критиковать их за незнание, но найти к ним тактичный подход и научить молиться и жить церковной жизнью. Однако, живя за рубежом, нельзя ограничиваться только русской паствой, священник должен нести апостольское служение и быть готовым свидетельствовать о Православии перед внешним, инославным, миром. Особенно это касается США, где люди очень религиозны и имеют ярко выраженные духовные потребности, интересуются другими религиями, и где Православие сейчас стало очень известно. Многие американцы узнают православного священника, особенно русского, говорят: «А я так и думал, что вы русский православный священник!» Важно уметь беседовать с такими людьми и преподносить им богатство нашей веры на понятном языке. Священнослужителям, трудящимся на церковной ниве за границей, надо знать местный язык и уметь общаться с пасомыми на их родном языке. Особую ценность за границей приобретают именно миссионерские качества пастыря.
На основании Вашего опыта преподавания Сравнительного богословия в Свято-Троицкой семинарии, что является в Православии особенно уникальным по сравнению с другими религиозными учениями?
Уникальным прежде всего является чистота православной веры, переданной нам от Бога через апостолов без какой-либо примеси лжи и людских домыслов. С самого начала своей истории христианская Церковь боролась с ложными учениями, так называемыми ересями, возникавшими по причине человеческой гордости и самомнения. Уже апостол Павел особенно предупреждал не принимать того, что не было проповедано, а строго сохранять чистоту веры (ср. 1 Тим 6:20–21). Православие есть истина, которая сохраняется и передаётся каждым поколением, обогащаясь при этом подвигами духоносных учителей, святых отцов. Своим духовным подвигом они достигли святости, приблизились к Богу и жили уже небесной жизнью. В святом Православии мы имеем великое богатство и сокровище. И нашим долгом является продолжать дело святых отцов, сохранять в святости и чистоте православную веру и свидетельствовать о ней перед всем миром не только словами, но и нашими делами и самой нашей жизнью. Люди, приходящие из других религиозных течений, находят в Православии ту чистую благодатную воду, которую они искали, может быть, всю жизнь, не находя в своём вероисповедании, ту полноту и ту духовную, благодатную, возвышенную веру, которую дал Христос.
Каким образом, по сравнению с другими религиями, Православие определяет характер отношений между человеком и Богом?
Так как Бог есть любовь, то отношение Бога к человеку — это отношение любви, и человек в свою очередь должен воздавать Богу тем же, отвечать такой же любовью. Бог стал человеком, унизил Себя, смирил Себя, чтобы возвысить человека. Человек уже не является униженным рабом, но становится чадом Божиим, как учат святые отцы, и, как говорит Апостол, причастником Божественного естества (ср. 2 Пет 1:4). Это тесно связано с учением об обожении человека. Никто из сотворённого мира не может познать сущность Бога, но Бог посредством Своих Божественных энергий, иными словами благодатью , вступает в общение со Своим творением. Своей благодатью Он дарует нам любовь и заботу. И если человек отвечает открытым сердцем и душой, очищает себя через молитву и подвиг, благодать Божия вселяется в него и делает его причастником Божества. Человек уже имеет Бога в своём сердце, в своей душе и становится соработником с Господом Богом в деле своего спасения. Господь призвал своё творение ко спасению, которое есть освобождение от рабства греху. Таким образом, другой неотъемлемой частью православного учения является необходимость труда и усилий для достижения спасения. В отношениях с Богом недостаточно одной веры. По слову апостола, вера без дел мертва. (Иак 2:26). Сотрудничество человека и Бога является условием спасения. Ни в какой другой религии Бог так не возвышает человека, как в Православии. Восприняв человеческую природу и воссев одесную Отца, Бог возвысил нашу природу до уровня Божества. При этом человек остаётся человеком, а Бог — Богом, не происходит смешения Божества и человека, как в восточных учениях, что является поводом для пагубной гордыни. Но сочетание всегда происходит в любви и по свободному выбору человека, который с великой благодарностью и смирением осознает неоценимый дар Божий себе недостойному. Никакая другая религия не учит о таком трепетном отношении Бога к человеческой личности: её свобода и право выбора остаются для Бога неприкасаемыми. В процессе сотрудничества с Богом, иными словами богообщения, человеку открываются необъятные просторы для духовного роста и совершенствования себя в Боге.
Мы все сейчас наблюдаем растление культуры, в окружающем мире появляется много безнравственности. Какую работу должна проводить Церковь, чтобы защитить детей и молодёжь от этого? И наряду с этим, что может предпринять сама молодёжь, чтобы привлечь своих сверстников в Церковь?
Чтобы сохранить молодёжь, надо начинать с раннего возраста, с младенчества. Родителям нужно всегда приводить своих малышей к Причастию, воспитывать их в таком духе, чтобы уже с ранних лет они жаждали церковного общения, испытывали на себе церковное влияние. Ребёнок должен расти в непрестанном соприкосновении с Церковью, поэтому надо чаще ходить с детьми в церковь, учить их молиться дома. Для этого родители должны в первую очередь воспитывать своим примером. Если дети видят, что родители молятся вместе, то и сами будут следовать их примеру. Но если дети видят, что родители не молятся или не ходят в церковь, то и сами будут считать это не таким уж важным делом. И счастливы те люди, которых родители воспитали в духе церковности. Этот дар они сохраняют на всю жизнь. Сложнее человеку, у которого нет подобного примера. Он должен иметь сильную волю и глубокое убеждение, чтобы идти путём христианина. Отрадно видеть, что сегодня многие приходы привлекают нашу молодёжь к различным мероприятиям; при нашем Синоде создан отдел по работе с молодёжью. Наши детские церковные школы и лагеря играют важную роль. В скаутских лагерях участвует много невоцерковленных детей, которые именно там впервые знакомятся с церковной жизнью и таким образом приобщают к Церкви и своих родителей. Сейчас у нашей молодёжи появилась возможность посещать Россию и страны бывшего Советского Союза. Эти поездки всегда оставляют глубокое и благоприятное впечатление о церковной жизни. Молодые паломники возвращаются обновлёнными и воодушевлёнными. В результате этих поездок даже меняется их жизнь, подход к жизни, что можно сравнить только с воздействием от посещения Святой Земли. Таким образом, паломничество в Святую Русь также имеет спасительное влияние. В ходе этих поездок устраиваются встречи с местной молодёжью. Помимо прочего, очень важно поддерживать ежегодные и поместные съезды молодёжи, куда в качестве докладчиков приглашаются известные духовные лица, способные компетентно ответить на волнующие молодёжь вопросы. Во время этих съездов обсуждаются различные проблемы молодого поколения. Подобные мероприятия должны принести нам значительные духовные плоды в деле воспитания нашего подрастающего поколения, а также сделать его более сплочённым среди разрозненного мира, подверженного множеству опасных искушений.
Какой духовно-исторический опыт РПЦЗ будет особенно полезен для единой Русской Церкви?
Сейчас Русская Православная Церковь основывает много общин по всему миру. Наш опыт приходской и монастырской жизни в тяжёлых условиях изгнания, опыт выживания на чужбине будет полезен для новых общин, возникающих за границей. Ценен также наш внутриприходской опыт общения, который в больших российских городах с переполненными храмами является практически невозможным. Но сейчас я узнаю, что во многих приходах по России устраиваются обеды или чаепития после богослужения, чтобы священник и паства могли бы поближе познакомиться и пообщаться. Это очень важная часть приходской жизни. Общение с пастырем и архипастырем осуществляется за границей легче, чем в России, где в храм приходит огромное количество людей, и у архиерея нет возможности со всеми познакомиться. Просто пройти через храм, где все теснятся и стремятся получить благословение, уже является целым испытанием. Общение с паствой там в первую очередь возможно, наверное, через проповедь; личная беседа с владыкой о своих нуждах редко осуществимa. Тогда как за границей на приходах не только Зарубежной Церкви, но и Московской Патриархии может происходить более близкое общение со своими иерархами и священнослужителями. Этот опыт прежде всего вызван различными условиями нашего существования.
Пока ещё свежи Ваши воспоминания и впечатления о недавнем посещении Украины, хотелось бы попросить Вас поделиться Вашим мнением о переменах, которые происходят за последние годы в жизни общества и Церкви в России и бывших странах Советского Союза.
Я первый раз посетил Россию и Украину в 1990 г. Это были годы, последовавшие сразу за падением коммунистической власти в этих странах. Годы перестройки и начала возрождения Церкви. Конечно, возрождение началось уже после празднования 1000-летия Крещения Руси. И уже тогда была заметна перемена в отношении людей к религии: оно стало более сочувственным. Заметно было, как восстанавливались храмы. Но тогда все было только в начальной стадии. А ещё в магазинах не хватало продуктов, в некоторых магазинах почти совсем ничего не было. Однажды в Санкт-Петербурге я пошёл что-то купить, но в магазине ничего не оказалось. Но уже в следующий раз я увидел, как замечательно быстро восстанавливались старые и строились новые храмы и монастыри. Количество монастырей приблизилось к дореволюционному, когда в Российской империи их было около тысячи. Сегодня Московская Патриархия насчитывает уже свыше восьмисот монастырей, и это очень отрадно. Мой последний визит в Киев был весьма впечатляющим. Город пережил значительные перемены к лучшему. Посещение этого города, колыбели нашего Православия, всегда наполняет моё сердце неким благоговением. В последний приезд я побывал, помимо Киева, ещё и на Волынской земле. Это место, откуда берут начало мои корни. Там я праздновал 850-летний юбилей Успенского собора древнего города ВладимираВолынского. Он совсем недалеко, в двадцати минутах езды от того места, где родились мои родители, и это событие было для меня очень трогательным.
Часто ли Вам случается посещать родные края Ваших родителей?
После официальной части моего визита, я посетил родное село моих родителей Обениже, расположенное между Ковелем и Владимиром-Волынским. Это была моя пятая поездка в эти места. Первый раз был примечателен тем, что у моей двоюродной сестры, к которой я приехал в гости, родился сын, которого назвали в мою честь Игорем, моим именем до монашества. Сейчас ему 20 лет, ровно столько лет назад я впервые имел возможность посетить родные места своих предков. Для меня было очень важно найти свои корни, своих родственников. Живя за границей, мы чувствовали себя очень изолированными. Родственники, оставшиеся на родине, не ощущали той потребности в семейных связях, которая была присуща нам, оказавшимся вдали ото всего, что было нам дорого. Во время моих приездов все родственники обычно съезжаются в родное село. Как они мне сами признались, именно благодаря мне они сблизились, смогли наконец собраться вместе, лучше узнать свои родственные связи. Благодаря этим поездкам, я смог восстановить своё родовое древо до десятого колена со стороны отца и матери. В этом селе стоит Крестовоздвиженский храм, которому уже не менее 200 лет. В нём крестились и венчались мои родители, при этом храме были похоронены все мои родственники. В советское время кладбище вокруг храма выровнялось, и там устроили школьную площадку. Но есть новое кладбище, где похоронено очень много других моих родственников: мои дедушки, бабушки, дяди, тёти. Каждый раз, когда я приезжаю, мы вместе с семьёй идём на кладбище и ищем могилки наших предков. В советский период наш храм никогда не закрывался. В последнее время постоянно проходят восстановительные работы. Храм содержится благодаря пожертвованиям селян. Сами бедные, а на храм дают. Спустя двадцать лет после моего первого приезда я впервые совершил там Божественную литургию. Это стало выдающимся событием для меня и моих родственников, а также для жителей этого села и окрестных сёл. На богослужение пришли также священники и прихожане с соседних приходов. После службы устроили праздничную трапезу. Сельчане и духовенство замечательно провели время. В целом поездка оставила у меня чувство радости и особого умиления от чуда возрождения Православия на той земле, где оно уже тысячу лет процветало, но короткий период находилось в условиях суровых гонений, и несмотря ни на что, люди вновь возвращаются в храм.
Каково Ваше впечатление от посещения Киевской духовной академии и семинарии?
У меня осталось самое тёплое и светлое впечатление от пребывания в Киевской духовной академии и семинарии. Я посетил это учебное заведение в день экзаменов. Мы имели возможность посетить экзамен как в академии, так и в семинарии. Мне было интересно сравнить опыт Киевских духовных школ с тем, как проходили экзамены у нас. На сегодняшний день в западных университетах и семинариях больше распространена письменная практика сдачи экзаменов. И я был удивлён, что экзамен в киевской школе проходит устно, как и в годы моей учёбы в Джорданвилле. В ходе прослушивания одного студента, другой подготавливается к ответу на полученный им билет. Все это было мне знакомо. Прежде всего, в Киевской духовной академии и семинарии меня поразили очень большие размеры как самого учебного заведения, так и преподавательского и студенческого состава. Набор поступающих в семинарию происходит по конкурсу: четыре человека на одно учебное место, как мне сказал архиепископ Антоний, ректор Киевских духовных школ. С момента восстановления школы идёт активная работа по её благоустройству, уже восстановлены музей и библиотека. Основным достоинством является, конечно, непосредственная близость к великой святыне, Киево-Печерской лавре с её храмами, мощами преподобных отцов, вдохновляющими на молитву иконами, откуда студенты постоянно могут черпать живую православную веру. Мне понравились все студенты, у них искренние и светлые лица, они приветливые и добрые. То же самое хотелось бы сказать и вообще о верующих в Украине. Мне также понравилось и духовенство своим мягким и добрым характером. У студентов есть возможность найти себе духовника из братии монастыря и в любой момент придти к нему на исповедь или за советом в случае сложной духовной проблемы. Посетив Киевскую духовную академию и семинарию, я более убедился в том, что во всех наших духовных школах происходит святое дело воспитания умов и душ будущих священнослужителей Святой Церкви Христовой.
Какую часть духовного образования в наше время Вы считаете наиболее важной и необходимой для семинариста?
Я считаю, в первую очередь надо знать Священное Писание, потому что на этом основано все учение нашего Спасителя. На основании Священного Писания необходимо знать свою веру, уметь отвечать на вопросы людей, которые хотят узнать о Православии. Очень важно, чтобы мы сами знали свою веру и могли легко и доступно объяснять православное учение. Многие спрашивают, какая разница между Православием и другими христианскими вероисповеданиями. Особенно в наших условиях играет значительную роль способность объяснить протестантам, почему разрешаются иконы, почему мы осеняем себя крестным знамением, почему, в отличие от протестантов, мы не можем сказать, что уже спасены. Стороннему наблюдателю кажется, что мы придаём слишком большое значение внешним обрядам. Но если мы знаем Священное Писание, историю Церкви, апологетику (а её знать очень важно), то мы можем объяснить, почему мы поступаем так, а не иначе. Это чрезвычайно необходимо для современных пастырей. При этом одной теории недостаточно, с духовным образованием неотъемлемо связана духовная практика. Живя в монастыре, самое большое преимущество студентов в том, что они имеют возможность духовно формироваться, непосредственно приобщаться к духовной жизни, иметь поблизости духовного наставника, к которому они могут обратиться в любое время. Это тоже очень ценно для воспитания будущего служителя Церкви.
Что бы Вы посоветовали современному семинаристу?
Я думаю, как любой молодой человек, семинарист нуждается в руководстве, и поэтому в первую очередь необходимо иметь духовного отца, который помогает в духовной жизни. Это тот возраст, когда человек имеет противоречивые внутренние переживания, его одолевают различные страсти, и для духовного формирования необходимо иметь близкий контакт с духовным отцом и наставником. Следует заниматься духовным чтением, не лениться. Нам, уже прошедшим духовные школы, часто приходится сожалеть о том, что в молодости ленились больше читать, усерднее заниматься, не пользовались полноценно своим временем, чтобы чему-то полезному научиться. А с годами все больше осознаешь цену упущенного времени, особенно в моменты, когда чувствуешь недостаток необходимых знаний. Поэтому надо пользоваться драгоценным временем, пока это в наших силах.
И возвращаясь к теме начала нашей беседы о Ваших семинарских и монастырских годах, хотелось бы подытожить её таким вопросом: что для Вас значит Троицкое наследие?
Наследие нашего монастыря стало для меня самым дорогим обретением в жизни. Оно стало её основой. Поначалу в стенах монастыря мы, как в младенчестве, учились ходить. Под влиянием братии, преподавателей мы возрастали, часто ошибались, падали, но вставали. Монастырь и семинария дали нам очень богатую и разностороннюю подготовку, теоретическую и практическую. Приобретению книжных знаний по богословию и литургике сопутствовали духовный опыт и богослужебная практика. Мы имели возможность учиться на примере благочестивой братии и отцов монастыря. Такого богатого источника для духовного опыта, как Свято-Троицкий монастырь и семинария, трудно найти, особенно в наших зарубежных условиях. И нашей задачей является сохранить этот источник и привлечь к нему новое поколение, которое, как и прежде, сможет духовно возрастать и готовиться к служению Церкви именно в стенах монастыря. Это поистине уникальная возможность.
Беседовал Сергей Якубов