ДОКЛАД АРХИМАНДРИТА АВЕРКИЯ (ТАУШЕВА)
АРХИРЕЙСКОМУ СОБОРУ 1950 ГОДА*
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Сюда же следует отнести и скверную привычку курения табака. Многие считают или вернее: делают вид, что считают ее вполне невинной, как бы забывая, что эта мучительная для самого обладателя несносная для окружающих зловредная страсть, постепенно, но верно расшатывающая здоровье, не имеет для себя никакого оправдания и, в этом отношении, она даже более противоестественна, а потому и более греховна, чем, напр[имер] пьянство. В самом деле: пьяница только злоупотребляет напитком, употребление которого в умеренном количестве не только не запрещается, но даже в некоторых случаях благословляется Церковью (Вино – для величайшего христианского таинства Евхаристии; также см. I Тим. 5:23); курильщик же грешит тем, что сам искуственным путем изобретает для себя совершенно противоестественную страсть, не только не имеющую для себя никаких природных оснований в человеческом организме, но прямо и очевидно наносящую явный вред организму, не говоря уже о том мучительном порабощении воли, которому он подпадает совершенно добровольно, становясь жалким рабом папироски.
Если эта страсть неприлична для рядовых христиан, то тем более неприлична она для священнослужителей. Между тем, мы видим, что в наше время весьма многие священнослужители не только тайно, но и открыто предаются этой страсти, позволяя себе часто закуривать папиросу тут же по выходе из храма после богослужения, на глазах своих пасомых. Приходилось слышать и о курении священнослужителей перед совершением ими Божественной литургии. К несчастью, такие священнослужители совсем не хотят думать о том, как компрометируют они себя и до какой степени подрывают свой пастырский авторитет на глазах верующих. Не думают они и о том, какую пищу дают сектантам для их агитации против Православной Церкви. Надо сказать, что на многих православных верующих производит сильное впечатление то, что сектанты решительно отвергают курение для своих адептов и хвалятся тем, что «они не курят», в то время, как у православных курят «даже священники». С этим тоже нельзя не согласиться!
Нет! Необходимо решительно возвысить голос в защиту поста, в смысле подвига всестороннего воздержания и вернуть посту в нашей Церкви по праву принаджежащее ему место. Сами церковно настроенные миряне жалуются, что ныне редко-редко когда можно услышать от священника в храме проповедь о посте. «И это потому», — тут же поясняют они: «что как же священники будут учить нас посту, когда они сами постов не соблюдают». Какого успеха мы можем ожидать от нашей пастырской деятельности, если мы так бесстрашно пренебрегаем одним из главных установлений нашей Церкви. Ведь путь спасения человеческих душ это путь покаяния, а покаяние неразрывно связано с подвигом поста, как всестороннего воздержания, о чем так ярко свидетельствует Слово Божие и учение великих Отцев нашей Церкви. По словам Самого Господа Иисуса Христа, род бесовский «не исходит [человека] токмо молитвою и постом» (Матф. 17:21), а один из великих наставников духовной жизни еп[ископ] Феофан, Вышенский Затворник, подводящий в своих богомудрых творениях итоги учениям многих древних великих столпов православной аскетики, прямо ставит чрезвычайной важности вопрос: «Можно ли думать, что где нет поста и молитвы, там уже и бес?», и отвечает категорически: «МОЖНО!» («Мысли на каждый день года», стр. 254). Не в этом ли безумном пренебрежении этим могущественным средством, определенном самою Церковью, для борьбы с темной бесовской силой, заключается основная причина того ужасного, подлинного беснования, которое начало наблюдаться за последние два века в нашем православном обществе и привело нас к ужасам большевизма, ко всевозможным партийным делениям и расколам не только среди мирян, но и среди нашей церковной иерархии? И нет и не будет нам спасения ни в сей жизни, ни тем паче – в будущей, если мы будем и дальше пренебрегать этим единственно сильным и спасительным оружием, которое предлагает нам Св[ятая] Церковь – «страстоубийцей постом» (На стиховне стих в пяток утра 2 седмицы Вел[икого] поста).
Теперь весьма часто приходиться слышать, как мало дисциплинирована церковная паства, как нередко она разнуздана до последней степени, как мало считается она с авторитетом даже достойного пастыря. Кто виноват в этом? — Во многих случаях сами же пастыри, не сумевшие внушить своей пастве уважения к авторитету священника. Священнослужитель, не умеющий внушить свом поведением уважения к себе, не может внушить уважения и к тому, что он проповедует.
Священнослужитель, самым наружным видом своим являющий вопиющее нарушение церковных правил и вековых традиций Св[ятой] Православной Церкви, может ли поднять на должную высоту церковную дисциплину в своей пастве? Может ли держать ее в послушании себе, как пастырю? Может ли руководить ее жизнью, направляя ее по спасительным уставам Церкви? – Вот и нельзя не придти к заключению, что если паства разнуздана, если она бесчинствует, непокорна духовным властям, то это часто происходит от того, что сами пастыри довели ее до такого состояния своим своим собственным пренебрежением к церковной дисциплине и дурным примером нарушения церковных установлений и традиций. После правила о посте самым больным местом является правило об одежде и затем об образе жизни и поведения духовенства.
Так напр[имер], Шестой Вселенский собор в своем 27-ом правиле постановил: «НИКТО ИЗ ЧИСЛЯЩИХСЯ В КЛИРЕ ДА НЕ ОДЕВАЕТСЯ В НЕПРИЛИЧНУЮ ОДЕЖДУ, НЕ ПРЕБЫВАЯ ВО ГРАДЕ, НИ НАХОДЯСЬ В ПУТИ: НО ВСЯКИЙ ИЗ НИХ ДА УПОТРЕБЛЯЕТ ОДЕЖДЫ, УЖЕ ОПРЕДЕЛЕННЫЕ ДЛЯ СОСТОЯЩИХ В КЛИРЕ. А ЕЩЕ ЖЕ КТО УЧИНИТ СИЕ: НА ЕДИНУ СЕДМИЦУ ДА БУДЕТ ОТЛУЧЕН ОТ СВЯЩЕННОСЛУЖЕНИЯ».
Как прекрасны одежды, многолетней традицией определенные в Православной Церкви для состоящих в клире! Как уже одним величественным видом своим одежды эти, при всей своей простоте и безыскуственности, внушают невольное почтение и уважение к носящим их и подчеркивают особое положение их среди людей! Как любимы эти одежды искренне верующими мирянами, всегда стремящимися подойти к батюшке, одетому достойно своего сана, под благословение!
Но что мы наблюдаем теперь?
В наше время только весьма незначительный процент православного духовенства любит свою традиционную одежду и носит ее. Подавляющее же большинство тяготится ею и предпочитает, вне исполнения служебных обязаннастей, ходить в обычном штатском костюме, причем очень часто в весьма непристойном и иногда даже неприличном. В то время как духовные лица инославных исповеданий, нося штатский костюм все же имеют на себе какие-то отличительные признаки своего сана, по которым их легко могут опознать миряне, да и самый костюм их весьма благопристоен, наши модернистически настроенные или попросту распустившиеся «батюшки» очень часто одеваются так, что вызывают справедливое негодование и ужас у верующих, которые знают их лично; незнающие же таких «батюшек» лично, по виду их, не могут даже и предположить их принадлежности к духовному званию. Ужасно, что «батюшки» эти нисколько не сознают неприличия своего костюма и не стыдятся его перед мирянами и, будучи одеты таким образом, что заподозрить в них духовное лицо никак нельзя, тем не менее при встречах представляются: «Священник такой-то» или: «Протоиерей такой-то», вызывая в таких случаях у верующих мирян скорбное недоумение, а часто и негодование.
Обыкновенно, такое ношение светской одежды оправдывается желанием не обращать на себя внимания иностранцев, избежать их любопытства и насмешек. Но это довод – весьма малоосновательный, и если он не только предлог, а действительный довод, то довод, указывающий на малодушие, недостойное истинного служителя Христова. В наше время, как по всему это видно, есть по преимуществу время исповедничества, причем мы, православные русские люди, рассеяны по всему лицу земли, конечно, для того, чтобы среди иноверных и инославных народов быть быть исповедниками Православия, как веры единой истинной, единой спасающей. Хорошо же мы будем исполнять нашу миссию, если на каждом шагу будем будем стыдиться перед иностранцами всего того, что составляет несомненно многозначительные и характерные атрибуты нашей веры, какова, напр[имер], прекрасная и величественная, полного глубокого смысла одежда наших священнослужителей! От этого один шаг к тому, чтобы стыдиться и самой нашей веры и принимать веру тех иностранцев, среди которых мы живем! Отдельные случаи этого, как с частью пока еще немногочисленные, мы уже и наблюдаем.
Священнослужители, стыдящиеся своей традиционной одежды перед иностранцами, забывают грозное предостережение Христово: «Кто постыдится Меня и Моих Слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет во славе Отца Своего со святыми Ангелами»(Марка 8:38). Ношение православной духовной одежды среди иностранцев, которые могут над ней смеятся, это ведь – самое, может быть, минимальное проявление священнослужителем исповеднического духа, то именно «малое», о котором Христос Спаситель сказал: «Верный в малом будет верен и во многом, а неверный в малом неверен будет и во многом»(Луки 16:20). Какие же мы исповедники, если и в этом малом мы не можем проявить верность Христу и Его Св[ятой] Церкви?!
Но надо сказать, что эта боязнь насмешек со стороны иностранцев далеко не может считаться достаточно уважительной причиной для того, чтобы православный священнослужитель, всегда и на каждом шагу своей жизни чувствующий себя прежде всего СЛУЖИТЕЛЕМ ЦЕРКВИ ХРИСТОВОЙ, снимал с себя рясу и надевал на себя светский костюм.
Истинная причина пренебрежения современного православного духовенства своей традиционной духовной одеждой, конечно, только в том, что оно перестало чувствовать ее своей одеждой. Большинство нашего современного духовенства настолько «обмирщилось», что ему гораздо ближе, роднее одежда мирская, светская, чем одежда духовная. В этом глубокая трагедия нашего времени, самая, может быть, болезненная трагедия Православной Церкви! Внешний вид настоящего православного батюшки — ряса, борода, длинные волосы – тяготит современного священника, потому что подчеркивает его выделение из мира, в то время как ему хочется, наоборот, не выделяться, а слиться с этим миром, чувствовать себя обыкновенным светским человеком, ничем не связанным и иметь возможность вести себя, как все обыкновенные светские люди.
Нечего и говорить о том, как это противно духу истинного пастырства, которое по слову Христову: «Не от мира, как и Он не от мира» (Иоан. 17:16), ибо «весь мир лежит во зле» (Иоан. 5:19). Вопреки словам Христовым, современные пастыри желают быть именно «от мира» а потому и тяготятся всем тем, что отделяет их от мира. Ходят в штатской одежде, нередко с папиросой во рту, современные пастыри, конечно, не решаются при встрече преподавать благословение своим пасомым, да и сами пасомые не находят удобным просить благословения у своих пастырей, ходящих в таком несоответствующем из званию виде. В результате столь добрый и имеющий такой великий смысл и значение обычай благословение именем Христовым в наше аремя мало-по-малу совсем выходит из употребления, Многие священники сами охотно заменяют его обычным светским рукопожатием и часто, вместо благословения, просто пожимают руку мирянам, даже будучи в рясе. Знаем мы случаи и совсем уж вопиющие и постыдные для духовного звания: ультросветские пастыри, вместо того, чтобы благословлять своих прихожанок, как галантные светские кавалеры, сами целуют им руки О чем это свидетельствует, как не о последней, крайней степени слияния пастыря с «миром сим, во зле лежащем»? Все же это естественно связано и идет параллельно с пренебрежением пастырем своих внешним обликом и установленной Церковью духовной одеждой.
Пренебрежение своим обликом и духовной одеждой, вне всякого сомнения, облегчает пастырю путь нравственного падения. В самом деле: решится ли пастырь в рясе с наперстным крестом на груди, с бородой и длинными волосами пойти в какие либо непристойные места и вести себя там недостойно своего сана, как на это легко может решиться лицо обыкновенной светской наружности, ничем особенным непревлекающее к себе внимания? Приведем один характерный пример из действительной жизни, ярко показывающий, в каком именно отношении духовная одежда является стеснительной обузой для современного духовенства.
После торжества освящения нового храма, духовенство в составе епархиального архирея и 12 священников с о[тцом] благочинным во главе осталось на парадный обед. Сначала, в присутствии архирея, все было благоприлично и благопристойно. Вскоре, однако, архирей по каким-то делам поспешил уехать, и тогда вся картина мгновенно переменилась. Благочинный, пожилой и почтенный с виду протоиерей, поднялся и быстро, по военному, скомандовал: «Ну, братцы! Скидай рясы: теперь начнется настоящее». Почти все священники тотчас же сбросили с себя рясы, при чем под рясами у всех у них оказались более или менее приличные штатские костюмы или брюки с гимнастерками, и началась самая разнузданная светская попойка с пением веселых забутыльных песен. Судя по словам о[тца] благочинного, послужившим сигналом к попойке, и потому, как быстро, легко и охотно эти священнослужители превратились в обыкновенных светских кутил, склонных к выпивке и разнузданному веселью. О многих современных священнослужителях, чуждающихся своего законного облика, можно думать, что они смотрят на свое священническое служение только как на какую-то игру, подобную игре актеров в театре, в которой ряса является лишь временно надеваемым нарядом, необходимым для исполнения роли, не больше! Ужасно, но это так! Мне известно одно Епархиальное Управление, в прихожей которого хранился дежурный, так сказать, подрясник, который надевали на себя священнослужители, приезжающие по делам к своему епархиальному архирею. Необходимо кстати здесь отметить, что ряса – это одежда, которая в наши дни становится все большей и большей редкостью. У большинства нынешних священнослужителей она вполне и всецело заменена одним подрясником. Подрясник не рассматривается уже, как нижняя одежда, в которой неприлично появляться в официальных местах местах и в официальных случаях перед своим начальством, в храме и местах общественных. Теперь, если священнослужитель ходит постоянно хотя бы в одном подряснике, и это уже много значит. Многие же надевают подрясник поверх обычно ими носимой штатской одежды только тогда, когда идут представляться начальству, или в храм к богослужению.
Да! Печальный, но несомненно факт: мало сейчас осталось священнослужителей, для которых ряса – своя, привычная и любимая одежда, без которой они себя не мыслят; большинство ряса стесняет, они тяготятся довести употребление ее до возможного минимума.
Но и те, кто носит рясу, чего только не изобретают, дабы исказить и извратить все благообразие этого величественного и вместе с тем простого одеяния. Тут дается полный простор фантизии и заказчика и портного. То придумывают какие-то причудливые отвороты с шелковой подкладкой чуть не всех цветов радуги, то какие-то особенные застежки и пуговицы, да и самая ширина рукавов варьируется до бесконечности. В наше время не только на епархиальном собрании, но даже при встече с тремя-четырьмя одновременно священниками, удивляешься разноообразию покроя их ряс: двух ряс, похожих друг на друга, не встретишь. У иностранца же, попавшего на какой-нибудь съезд православного духовенства. Право же, может возникнуть даже недоумение: к одной ли Церкви принадлежат все эти, столь различно одетые священники?
Между тем о необходимости хранить скромность в одежде для духовенства, избегая всего кричащего, прямо и определенно говорит 16-ое правило Седьмого Вселенского Собора: «ВСЯКАЯ РОСКОШЬ И УКРАШЕНИЕ ТЕЛА ЧУЖДЫ СВЯЩЕННИЧЕСКОГО ЧИНА И СОСТОЯНИЯ. СЕГО РАДИ ЕПИСКОПЫ, ИЛИ КЛИРИКИ, УКРАШАЮЩИЕ СЕБЯ СВЕТЛЫМИ И ПЫШНЫМИ ОДЕЖДАМИ, ДА ИСПРАВЛЯЮТСЯ. АЩЕ ЖЕ В ТОМ ПРЕБУДУТ, ПОДВЕРГАТИ ИХ ЕПИТИМИИ<…> ПОНЕЖЕ ОТ ДРЕВНИХ ВРЕМЕН, ВСЯКИЙ СВЯЩЕННЫЙ МУЖ ДОВОЛЬСТВОВАЛСЯ НЕ РОСКОШНЫМ И СКРОМНЫМ ОДЕЯНИЕМ: ИБО ВСЕ, ЧТО НЕ ДЛЯ ПОТРЕБНОСТИ, НО ДЛЯ УБРАНСТВА ПРИЕМЛЕТСЯ, ПОДЛЕЖИТ ОБВИНЕНИЮ В СУЕТНОСТИ, ЯКО ЖЕ ГЛАГОЛЕТ ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ. НО И РАЗНОЦВЕТНЫЕ ИЗ ШЕЛКОВЫХ ТКАНЕЙ ОДЕЖДЫ НЕ БЫЛИ НОСИМЫ, И НА КРАЯ ОДЕЖД НЕ НАЛАГАЕТСЯ ВОСКРИЛИЯ ИНОГО ЦВЕТА: ИБО СЛЫШАЛИ ОТ БОГОГЛАСНОГО ЯЗЫКА, ЯКО В МЯГКИЕ ОДЕЖДЫ ОДЕВАЮЩИЕСЯ В ДОМАХ ЦАРСКИХ СУТЬ (Матф. 11:8)».
Необходимо следить за исполнением этого мудрого правила так же как и добиваться введения хотя бы приблизительного единообразия в нашу духовную одежду, ибо современная необычайная пестрота ее несомненно компрометирует наше духовенство, как в глазах верующих, так и перед иностранцами, вызывая нежелательные нарекания и толки. Во многих случаях не представляло бы особых затруднений ввести в каждой епархии должность епархиального портного, которому и дать определенные инсирукции, какого покроя шить рясы и подрясники для духовенства данной епархии, а духовенству предписать обращаться за шитьем не к кому попало, а только к портному, работа которого одобрена епархиальной властью, как отвечающая вполне церковным правилам и обычаям. Трудно найти другой путь для устранения невероятной беспорядочности и анархии в этой области, которая переходит уже всякие границы и делает наше духовенство действительно каким-то посмешищем не только для «внешних», но и для своих.
* Архив Свято-Троицкой Духовной Семинарии. Archbishop Averky (Tauschev) Papers. Temporary Box 12. Folder 1. Текст доклада напечатан на пишущей машинке по старой орфографии.
Продолжение следует
А. Любимов, публикация и примечания