*Перепечатано из «Калужских епархиальных ведомостей», № 22 за 1870 г., сс. 619–626. Начало смотрите в «Православной Руси» № 4, 2021 г. сс. 4–5.
Получивши надлежащую полноту и определенность, обряд погребения явился различным, смотря по различному состоянию погребаемых лиц — так в нашей церкви употребляется теперь особенный чин погребения мирских человек, монахов, священников, младенцев, и чин погребения, совершаемого в светлую седмицу. В существенных своих чертах все эти различные обряды погребения, так называемые исходные последования сходны между собою; но в подробностях есть особенности, приспособленные к положению тех лиц, над коими совершается обряд. Мы раскажем исходное последование мирских человек, а за тем укажем (кратко) отличительные черты исходных последований священников, младенцев и чина погребения в св. Пасху.
Доколе смерть еще не успела окаменить телесные составы умершего и исказить его одухотворенное лицо, предстоящие спешать придать бездыханному телу благообразный вид: омываютъ его чистой водой, смешанной часто со слезами, облекают его в чистую одежду и полагают в новое жилище — в гроб. На чело усопшего полагают венец (венчик), символ венца небесного, и все тело покрывается священным покровом в знамение того, что он до последнего вздоха остался верен Богу и находится уже под кровом Христовым. Что же делать далее, чем еще могли бы мы выразить свою любовь к почившему? Ни чем иным, как только молитвой. Но о чем молиться? Наша душа въ это время бывает так смущена, торжество смерти внедряет в душу столь безотрадные, безнадежные чувства, что животворная молитва не сходит с нашего языка, чтобы облегчить нам душевные муки. Кто же в это время научает нас молиться за умерших? Сама св. церковь, издревле установившая читать пред гробом умершего псалтирь. И содержание, и дух этой св. книги служитъ самым обильным источником утешения для сетующих при гробе умершего; в возвышенных псалмах Давида, в этой св. книге молений скорбящей души, с верою и упованием взывающей к милосердию Божию, каждый найдет для себя утешение, каковы бы ни были его страдания. По словам одного святого отца церкви (Григория Нисского) „те, кои находятся в печальном состоянии, читая псалтирь — думают, что эта книга писания именно им дарована”. Предлагая обильный источник утешения живым, псалтирь в тоже время служит и молитвою за усопшего. Чтения псалмов перерываются так называемыми славами, после которых читаются особенные молитвы о успокоении новопреставленного раба Божия. Чтение псалтири продолжается во все время, пока усопший находится в доме.
С пением торжественной песни Триединому Богу: Святый Боже… при медленном ударе колоколов, возвещающих живым печальную весть, что одним человеком менее становится на земле,—усопший выносится в церковь для совершения над ним погребения. Исходное последование, коим церковь напутствует умершего в жизнь загробную, начинается чтением псалма: живый въ помощи Вышняго… Въ этом псалме говорится о мирной безмятежной жизни того, „кто „познал и возлюбил” Бога Спасителя, кто водворился в крове Бога Небесного. Потомъ следует пение 118-го псалма. „Блажени не порочнии в путь ходящии в законе Господни”. Псалом этот, содержащий в себе изображение тех спасительных путей, кои ведут нас к унаследованию обетованной жизни небесной, прерывается особенными молениями за усопшего, так что самый псалом делится на три части. К каждому стиху 1‑й части псалма делается припев, известный с древних времен христианских и выражающий высшую хвалебную песнь Богу—аллилуия! К каждому стиху 2‑й части псалма, присовокупляется молитвенное воззвание к милосердому Богу: Господи, помилуй раба Твоего! к стихам 8‑й части снова, прибавляется пение: аллилуя!
В молитвенных песнопениях, непосредственно следующих после пения „непорочных” церковь просит Господа-Спасителя воззвать, и спасти умершего, как погибшее овча, чтобы и он, подобно лику святых, обрел источник жизни и дверь райскую. Взываем мы и к мученикам, „ходившим в путь узкий и прискорбный”, чтобы они, удостоившись почестей и венцов небесных, молили Господа о прощении грехов наших. Обращаемся и к Богоматери, „Ею же род человеческий обрете спасение”, „да обращен рай” Ее всесильным ходатайством и заступлением. В этих надгробных песнях высказывается и наше настоящее убожество, и наше прежнее величие, первозданная красота. „Я погибшее овча, я ношу язвы прегрешений, говорит церковь от лица умершаго, но я и образ Твоея неизреченныя славы, ибо Ты древле от несущих создав меня, почел образом Твоим божественным”.
Начинается погребальный канон, содержащий в себе трогательные молитвы Церкви о почившем. Здесь Церковь вспоминает прежде всего св. мучеников, стяжавших венец бессмертия и просит их молитв о почившем; объясняется прежнее состояние человека и то, каким образом смерть вошла въ среду людей; умоляет „побѣдителя смерти”—Господа помиловать душу усопшего и вселить его „в сладости райстей”. После шестой песни канона, изображающей бурное житейское море, поется трогательная, заупокойная молитва, въ которой мы молим Христа Бога, чтобы он душу усупшего, такъ много сградавшего в этом житейскомъ море, упокоил там, где нет ни болезней, ни печали, ни воздыханий, но жизнь бесконечная. И можем ли мы здесь, на земле, искать этого безпечального, мирного пристанища! В печальных песнопениях, следующих после канона, с поражающей правдой изображается непрочность всех земных радостей. „Какая сладость житейская ‑поет церковь словами вдохновенного певца своего, св. Иоанна Дамаскина — печали не причастна? Какая слава держится непоколебимо? Все ничтожнее тени, все обманчивее ночных грез! Одно мгновение — и все уничтожается смертью. Вспомнил я слова пророка: я земля и пепел. Потом всмотрелся в могилы и увидел обнаженныя кости. И сказал себе: да кто же тут царь, кто воин? Который богатый или нищий? Который праведник или грешник? „Ужели же во всем только тление, смерть, лишение? Зачем же мы живем: не для одних ли страданий, кои прерываются смертию”? Как бы въ ответ на эти смущающая душу чувства мы слышим апостольское слово: “Братие, не хощу вас не ведети о умерших, да не скорбите, якоже и прочий не имущий упования. Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершые о Иисусе приведет с Ним.” А в Евангелии, читаемом при погребении, мы слышим успокоивающие слова самого Господа: “Грядет час, в оньже оси сущий во гробах услышат глас сына Божия, и услышавше оживут. И изыдут сотворшие благая в воскрешение живота.” После обычных молений об усопшем возвещается призыв к последнему прощанию с ним, и читается над усопшим прощальная разрешительная молитва. Страшно предстать пред судом Божиим, когда не окончились еще земные раcсчеты, когда брат наш, оставшийся на земле, имеет еще нечто против нас! Чтобы освободить душу умершего от этих связующих, греховных уз, Церковь установила читать при гробе разрешительную молитву. После кратких, заключительных молитв к „Богу духов и всякие плоти”, священник во имя власти, данной от Господа „вязати и решити” говорит усопшему: „да простит тебе (Господь Бог наш), чадо духовное, аще что соделал еси в нынешнем веке, вольное, или невольное”. Затем в холодные руки усопшего влагается только что прочитанная разрешительная молитва. Обыкновение влагать сию молитву в руки умершего получило начало въ нашей древней русской церкви. Преподобный Феодосій Печерский первый подал пример этого свящ. обычая, вложивши разрешительную грамоту в руки князя Симеона, по желанию последнего. С пением ангельской песни: Святый Боже… выносится тело до могилы. Еще несколько кратких молитв, и труп опускается въ могилу, — засыпается землею: перст возвращается, по определению Господа, в сродную ей стихию ‑землю, а дух, веруем мы, возвращается к Богу, который дал его. Вечная твоя память достоблаженне и приснопамятне брате наш”, взывает священнослужитель. “Вечная память!” повторяет клир. Вечная память, отзывается в сердцах тех, кои принимали участие в печальном обряде погребения. Так совершается исходное последование мирских человек. Скажем теперь несколько слов, о последовании погребения священников и младенцев. Наследование погребения священников отличается особенною полнотою и умилительною торжественностью. Церковь и при гробе окружает благоговением почитает того, кто в своей жизни много потрудился для строения тайн Божиих на земле. По уставу церкви, никто не смеет приступить к служителю алтаря Христова для оказания последних услуг его хладеющему телу, кроме тех, кои наравне с ним служили пред престолом Бога Вышнего; бездыханное тело его не омывается водой, как это делается при погребении мирских человек, а только слегка отирается чистым елеем. Священник полагается в гроб в полном священническом облачении, на лице его полагается священный покров, называемый воздухом, и на грудь Евангелие, в знаменование того, что усопший был проповедником Евангельского учения. Главное отличие чина погребения священников состоит в многократных апостольских и Евангельских чтениях, и в особенном погребальном каноне. Священник делал на земле дело Божие, во время своего служения он не раз изображал собою лицо самого Господа Иисуса Христа,—и вот над его гробом поется тот же канон, которым церковь чтит воспоминание погребения самого Пастыреначальника Господа Иисуса. Великая честь умершему! Но в следующих же стихах, сменяющих ирмосы канона, с глубокою, трогающую сердце, скорбию выражается вся немощность человеческого существа, вся глубина его падения, и мрачная безвестность нашей будущей судьбы, освещаемая единственно надеждой на милующую десницу Божию. Чья душа не проникнется глубокой думой, чье сердце не обнимет невольный трепет загробного мира в то время, как мы слышим надгробное пение, в котором мысль человеческая как бы силится проникнуть в неведомые тайны загробного мира. „Куда идут ныне души? Как они теперь живут там? Я хотелъ узнать сие таинство, и никто не мог поведать мне его… Молчите, молчите,—дайте покой умершему и вы узрите великое таинство: ибо это страшный час; молчите,—пусть идет душа с миром,— она теперь находится в великой борьбе и с великим страхом молит Бога”. Страшная завеса будущего закрыта для нас, но вот взывает к нам умерший: „Послушайте внимательно, молю вас: ибо я с трудом говорю к вам: для вас сотворил я рыдание; может быть оно будет кому нибудь в пользу. Но когда вы будете совершать оное, помяните и меня, знаемого некогда вами“. Как не плакать и не молиться, слыша эту последнюю просьбу отходящего!
Господи, упокой младенца! Вот краткая молитва, которая чаще всего слышится при исходном последовании младенцев. Церковь не молится о прощении грехов младенцам, ибо „непорочные”, „чистейшие” „нерастленные младенцы”, мирских сладостей не вкусивши, не знают и мирских греховных страстей. Церковь не сетует при их гробе в чаянии, что Господь, отнявши ихъ временную жизнь, лишивши временных благ и радостей, сподобитъ их „небесных чертогов” и вечных радостей. О младенцах скорбят родители; но вот какие утешительные слова влагает Церковь в уста младенца: „О мне не рыдайте, плача бо ничтоже пачинах достойное. Что мя плачите младенца преставльшагося? Лежай вопиет невидимо, несмь бо плачевный; младенцем бо определися праведных всех радость”.
Церковь с самых древних времен, как мы видели, заповедала верующим с благодушием и упованием сносить поражающее явление смерти. Наша вера Христова, наша церковь святая не знают смерти: после гроба мы начинаем новую, бессмертную жизнь; дни смерти мучениковъ Церковь называет днями их рождения. Это верование в жизнь загробную, эта безпечальная встреча смерти с особенною торжественностью высказывается в обряде погребения, совершаемого в неделю св. Пасхи. В это время, вместо печальных песней погребения, мы слышим победную песнь воскресения Христова, вместо погребальных, траурных риз священники облекаются в ризы торжества, и веселья. Весь пасхальный обряд погребения как бы говорит: смерть, где твое жало? где твоя победа?
Вас. Маврицкий